Джил покраснела.
— Боюсь, я не слишком много могу сказать по этому поводу. У меня не было мужчин до Макса.
Прищурившись, Вирджиния довольно долго смотрела на нее, и под оценивающим взглядом хозяйки Джил почувствовала себя провинившейся школьницей в кабинете директора. Ну как она могла сказать его сестре, что Макс был первым мужчиной в ее жизни?!
Но Вирджиния, кажется, поняла ее и без слов. С улыбкой она накрыла своей рукой руку гостьи и дружески пожала ее.
— Я по-хорошему завидую тебе, девочка. Твой первый опыт оказался удачным. Макс — мой брат, и я не могу быть объективной, но все же рискну назвать его порядочным человеком. Мой муж, — добавила она с брезгливой гримасой, — оказался отвратительным типом.
Макс отсутствовал уже неделю. Чтобы сделать покупки, Джил хватило одного дня. Но, разложив обновки на кровати, она, к стыду своему, обнаружила, что новые вещи мало чем отличались от старых: джинсы, тенниски, приталенные блузки, а единственное платье фасоном и цветом очень напоминало то, которое у нее уже было.
Джил тосковала по Максу, и даже обновки не смогли поднять ей настроение. Можно ли рассчитывать на счастье в будущем, если всякий раз после его отъезда ее охватывает паника? Да и будет ли в состоянии она, напрочь лишенная умения элегантно одеваться, сносно играть роль жены преуспевающего бизнесмена и хозяйки большого дома?
Она думала о Вирджинии и женщинах ее круга, всегда ухоженных и красиво одетых. Неплохо бы попросить у кого-нибудь помощи. Но Вирджиния очень занята. Помимо ведения хозяйства, она взвалила на себя множество общественных обязанностей, постоянно встречалась с какими-то людьми, бывала на приемах, а у других — семьи, дети, своих забот невпроворот.
Вернувшись из поездки, Макс сразу же позвонил Джил и пригласил ее на ужин. Он по-прежнему относился к ней с нежностью и любовью, но у девушки сложилось впечатление, что ее возлюбленный отдаляется от нее. Неведомые ей дела и проблемы отнимали у нее Макса.
— Как дела в Лос-Анджелесе? — спросила Джил за коктейлем. — Удалось уладить?
— Нет, — скупо ответил он, и на лицо его легла тень. — Все оказалось труднее, чем представлялось вначале. Прости, дорогая, но, кажется, мне придется проводить там больше времени, чем я предполагал. Уже завтра я должен вернуться. Я приехал, чтобы взять кое-какие документы и — тут лицо его просветлело — увидеть тебя.
— Понимаю, — осторожно сказала Джил, глядя на свою руку, сжимавшую фужер, и медленно перевела взгляд на Макса. — А не могу ли я поехать с тобой?
— Дорогая, это было бы замечательно, — сказал он, нежно касаясь ее руки, — но, боюсь, ты умрешь со скуки. С утра до вечера я буду занят. Мы едва ли будем видеть друг друга чаше, чем когда ты здесь, а я — там.
— Да, конечно, ты прав.
В очередной приезд Макса из Лос-Анджелеса они провели вместе чудесный вечер, но на следующий день он опять улетел, и ей осталось только пожелать ему счастливого пути. Расставания, прощания становились обычным ритуалом, и Джил должна была научиться жить в промежутках между их редкими встречами, нравилось ей это или нет.
Но и во время свиданий Макс казался каким-то далеким, даже в постели вел себя так, будто близость с ней не дарила ему былого удовольствия. О работе он говорил неохотно, отмахиваясь от ее вопросов. Складывалось впечатление, что Макс не хочет пускать ее в свою личную и деловую жизнь. Джил чувствовала, как мужчина, в которого она влюбилась на пустынном берегу океана, постепенно превращается в замкнутого, холодного предпринимателя, не интересующегося романтичной стороной жизни.
Так продолжалось несколько недель кряду. Джил уверяла Макса в том, что понимает его долгое отсутствие, его молчание, но смириться с этим не могла — опять она оказалась в одиночестве. Джил совершала длительные прогулки, много читала, но без Макса все было пресным, неинтересным. Один пустой день сменялся другим, без цели, без предвкушения встречи, и она стала скучать по своему старому дому, по немногочисленным друзьям, по простой и понятной жизни, той жизни, где у нее была работа, благодаря которой она была пусть не очень значительной, но личностью.
Как-то раз, сидя в одиночестве в огромной гостиной своего временного пристанища, Джил не выдержала. Накопившиеся за месяц страданий слезы потекли по щекам. Как-то она сказала Максу, что ее дом рядом с ним, но он все реже бывал с ней.
В комнату вошла Вирджиния. Лицо ее покраснело от дождя и ветра.
— Брр, — сказала она, потирая руки. На улице ужасная погода.
Джил попыталась незаметно смахнуть слезу, но от проницательного взгляда Вирджинии не ускользнуло, что девушка плачет.
— Что с тобой?
— Так, ничего, ностальгия.
— Послушай, дорогая, — осторожно начала Вирджиния. — Ты слишком часто остаешься одна. В этом, наверное, виновата я: у меня почему-то складывалось впечатление, что ты сама ищешь одиночества. Но поскольку Макс так много времени проводит в поездках, думаю, лучше тебе понемногу начать выходить в свет.
Джил затравленно оглянулась.
— Это не для меня, Вирджи. Без Макса я не смогу… буду чувствовать себя как рыба, которую вытащили из воды.
— Но ведь Макса сейчас нет рядом, — резонно заметила его сестра. — А как ты думаешь жить после замужества? Сидеть целыми днями взаперти и ждать его возвращения?
— Не знаю. Я не думала об этом. — Вскинув голову, Джил посмотрела Вирджинии прямо в глаза: — И вообще я не уверена, что Макс останется здесь.
— Не уверена? — От удивления у Вирджинии расширились зрачки. — А как по-другому он может поступить? Конечно, брат останется. Здесь его работа. Мы все доверяем ему, надеемся на него. Он никогда не допустит, чтобы семейное дело потерпело крах. О, я, кажется, догадалась! У него были какие-то дурацкие мысли насчет того, чтобы все бросить и уехать к черту на рога. Но психологи называют это кризисом среднего возраста. Практически все мужчины после тридцати переболевают этой хворью, как дети ветрянкой. У него это пройдет. Так что тебе пора уяснить, чего хочешь ты.